Тибетский кот - мохнатый урод. Основная его черта - нет в природе такого кота.
Весна, не иначе.
Долгий перерыв, вероятно, пошел не на пользу, но это ж моя отдушина и промокашка все-таки...
Кстати, вы опять же не поверите, но рОман уже на последней трети, если не четверти. Первой части, правда, так что я все равно leo_tolstoy.
Так что кто желает потом всю первую часть единым кирпичом - сообсчите.
Кстати, сколько времени даем мне на дописывание? Ваши ставки
Левитирующие бицефалы с Орето считались самыми невозможными существами в изученной части Вселенной – до тех пор, пока там не были обнаружены первые симбиотические пары. После этого мнения разделились. Хотя, если изучить вопрос повнимательнее, по количеству странных видовых особенностей неораса бицефалам однозначно проигрывала. Во-первых, бицефалы действительно обладали двумя головами и двумя мозгами, каждый из которых мыслил самостоятельно. То, что Хаген принял за разломленного напополам краба, как раз и было этими двумя головами, и бицефалы, кстати, в свою очередь считали, что гуманоиды выглядят крайне неэстетично. У ученых не существовало единого мнения по поводу того, является ли каждый бицефал двумя отдельными личностями, или его разум просто следует считать сдвоенным, совмещенным – как санузел. Сами бицефалы, пытаясь объяснить другим видам особенности своего двойного существования, постоянно с собой не соглашались и даже ссорились.
читать дальшеВо-вторых, бицефалы левитировали. Они утверждали, что свободно парить на расстоянии одного-двух метров от земли и любой другой поверхности им позволяет крохотная железа, расположенная точно в перемычке между двумя черепными коробками. Благодаря этой железе бицефалы творили с притяжением совершенно антинаучные вещи и резвились в гравитационных полях, как в личном бассейне. Но стоит отметить, что этой гравитационной вакханалии предшествовала долгая и упорная работа: с самого своего вылупления из икринки, с первого взгляда шестью наивными глазами (по три на каждой из голов) на своды родной пещеры-инкубатора маленький бицефальчик учился только одному – левитировать. В дальнейшем он понемногу постигал и другие, менее важные науки, но упражняться в левитации и изучать теорию парения продолжал до самого иссыхания, и потомков своих, когда их, подрощенных, выдавали семействам, учил тому же.
В-третьих, для получения потомства требовалось четыре бицефала, поскольку у них имелось пять различных полов, четыре фертильных и один декоративный, в размножении не участвующий. Его представителей и за бицефалов-то не считали. Впрочем, представители того пола, у которого была седьмая пара вибрисс на брюшке, и остальные три группы за бицефалов не считали. Они были уверены, что настоящий класс в левитации могут показывать только обладатели семи пар вибрисс, и лишь одно их огорчало – что они не могут размножаться сами по себе, без участия оставшихся, неполноценных полов.
Декоративный пол занимался в основном развитием науки и искусства. С пониманием бицефальского искусства у других рас возникали серьезные сложности. Потому что, в-четвертых, речь в ее привычном, на удивление единодушном понимании большинства видов у бицефалов отсутствовала. Вместо того, чтобы издавать звуки, они выпускали из особых отверстий на головах газы с различными запахами, сочетание которых и передавало смысл сказанного. С представителями других видов бицефалы, таким образом, могли общаться только с помощью автоматических переводчиков, потому что научиться правильно интерпретировать запахи каилец или шиари еще мог, а вот испускать собственные смысловые газы с необходимыми ароматами ему уже не позволяла физиология.
По сравнению со всем этим неораса, у которой гуманоид и транспортное средство сосуществовали на равных и относились к одному виду, конечно, проигрывала. Хотя общая абсурдность жизненного уклада, использование научно несуществующей энергии в качестве топлива, полнейшая загадка присхождения и, что самое главное, неспособность размножаться могли накинуть им еще несколько очков. Что до особенностей питания, то грибомыши со Шхии вообще обходились без еды, всю жизнь расходуя накопленный еще в эмбриональном состоянии запас питательных веществ.
Ходить по изнанке бицефалы действительно не умели, провоцируя глупейшие аварии и создавая заторы в отстойниках. Во многом это происходило из-за их представления о культуре поведения. Бицефалы были уверены, что случайно встретившиеся где-либо разумные существа должны немедленно познакомиться и продолжать активное общение до тех пор, пока объективные обстоятельства не разведут их в разные стороны. Если очередной случайный знакомый пытался уклониться от общения, бицефалы начинали подозревать его в чем-то нехорошем и проявлять агрессию. А размером они были с земного слона (некрупного), или с ка’антхажийского окультуренного вязлика (в теплое время года), и умели плеваться кислотой.
Обязанность развлекать бицефалов беседой добровольно взял на себя Селес. Таким образом он развлекал и себя тоже – ему не хотелось оставаться наедине с собственными мыслями. И отвечать на расспросы корабля, который уже давно беспокоился, тоже не хотелось.
Хаген и корабль Айи спали. Хаген спал полностью, а корабль – на три четверти, чтобы не сбиться с курса. Тарантайка бодрствовала в полном молчании. Рамар знакомил Айю и корабль Селеса с поэзией ка’антхажи, и активное сопротивление аудитории его нисколько не огорчало.
- След бурохвостого слизня тянется-тянется-тянется-тянется-тянется-тянется
Через ступени
Карстовых
Отло-
Же-
Ний,
А «й» это бурый хвостик,
Соединяющий,
Стягивающий,
Склеи-ва-ю-щий
Будущее и прошлое...
- Рамар.
- ...преднамеренное и ненарочное...
- Рамар!
- ...и насылающий коррозию
На тарантайку, мешающую мне
Цитировать хорошую поэзию.
- Я не твоя тарантайка!
- Да вы одинаковые, поди пойми, где чья тарантайка.
- Ты просто...
- Рамар, ну нарочно ты, что ли?
- Нарочно. Мне скучно. Кстати, Айа, мы с тобой так толком и не поговорили. А ведь сначала ты мне понравилась...
- Ага, я многим нравлюсь... Но только сначала.
- Вот как раз вспомнилось одно стихотворение...
- Рамар, прекращай. Голова уже трещит.
- Это у тебя там формируется тяга к прекрасному и высокому.
- Господи, как тебя корабль выносит...
- Она дрессированная. Но вообще, Айа, это ты зря. Самки должны относиться к поэзии трепетно. Тем более, что стихи – отличное лекарство от скуки.
- Слушай, лысый! Попробуй уже что-нибудь другое. Пойди, не знаю, голову себе разбей или руки переломай. Боль – это тоже отличное лекарство от скуки! А главное – страдаешь ты один, что само по себе приятно... Мне.
В ментальном поле возникла кратковременная пауза. Потом Рамар ехидно сообщил:
- Нет, Айа, мне все еще скучно.
- Хозяин! – запаниковала тарантайка. – Нужно в резервуар! Хозяин!
- Голову разбил? – с некоторым уважением, и в то же время с надеждой поинтересовалась Айа.
- Руку сломал. Хваталкой. Легко, кстати, сломалась. Вранье, мне все так же скучно...
- Ну ты даешь... Я и не знала, что тебе настолько скучно.
- Настолько. И мне казалось, что именно ты как раз должна меня понять.
- Хозяин!..
- Тихо, успею я в резервуар! Айа?
- Ну что теперь?
- Теперь ты должна меня развлекать.
- С какого перепугу?
- Ну ты же проиграла спор?
- Какой спор?! Я с тобой не спорила, лысый.
- А я с тобой спорил. И я не буду называть тебя волосатой, это двусмысленно. Я спорил с тобой – глубоко в душе.
Бицефалы оказались курьерами специального назначения. Они везли на какую-то планету с буквенно-цифровым названием, которое у них воспроизвести не получалось, искусственное сознание. Сознание, погруженное в пять сверхпрочных баков, сначала спало, но потом, после очередной аварии в очередном отстойнике, один из баков упал, сознание включилось и теперь занималось самоанализом, донимая курьеров.
- Оно чего-то хотеть, - жаловались бицефалы Селесу. – Мы не понимать. Оно что-то искать.
- А как оно общается? – оживился совсем было задремавший Селес. – Телепатически?
- Оно в головах, - нудел переводчик. – Оно во все головы проникать и немного в бортовой компьютер.
- А маршрут не собьет?
- Нет, оно безобидно. Мирно. Беспомощно. Оно только сознавать и немного общаться.
- Зачем оно нужно?
- Для строительства города его заказать. Большого города. Очень большое строительство.
Селес думал-думал, но все равно не понял.
- Зачем на стройке искусственное сознание?
- Будущее величие города осознавать.
- А, ну, наверное, сейчас ему осознавать нечего, кроме себя, вот оно и не знает, чего хочет.
- Оно предположительно смысл искать. Смысл себя.
- Смысл жизни... – Селес почему-то расстроился. – Его все ищут, только его, кажется, нету.
- Есть, - возразили бицефалы. – Полет. Парение. Оно левитировать не уметь. Предположительно поэтому не знать, чего хотеть. Оно надоедать.
- Может, оно у вас там вытекло из бака?
- Нет. Герметично. Хотеть посмотреть? Подняться на борт?
Селес представил себе все прелести стыковки на изнанке и ужаснулся гостеприимству бицефалов.
- Спасибо за приглашение, но, к сожалению, не могу. Нет технической возможности. Некоторые неполадки на корабле.
- Какие еще неполадки? – обиженно зашипел корабль.
- Серьезные. Ты что, хочешь, чтобы они расстроились?
- Сожалеть. Искусственное сознание возможно очень редко увидеть.
«Бедное, бедное сознание», - вдруг подумал Селес и даже закрыл глаза от внезапно нахлынувших переживаний. – «Осознать себя разлитым по пяти бакам на корабле бицефалов и искать смысл жизни в бортовом компьютере... Я бы на его месте все-таки сбил им маршрут».
- ...но ты все-таки засунь пока руку в резервуар, ладно?
- Ты забавная. То голову разбить советуешь, а то – сразу в резервуар.
- Ну почем я знала, что ты ее правда сломаешь?
- Логика, Айа. Ты когда-нибудь слышала о логике?
- А ты? Вот ты зачем столько сидел в дурдоме у шиари, чтобы потом взять и улететь, даже не закончив курс?
- Курс тут, допустим, никто не закончил...
- А человека мы зачем с собой взяли? Рамар, ты же был против. Ты, собственно, один и был прямо вот совсем против! И почему ты вдруг согласился?
- Он меня уговорил.
- Ха! И как же?
- Привел неоспоримый довод.
- Какой? Ну какой?
- Что от того, возьмем мы его с собой или не возьмем, зависит будущее.
- И?..
- И все. Попробуй, поспорь. Будущее зависит от наших решений и действий в настоящем – так? Следовательно, наше будущее на тот момент действительно зависело от того, возьмем мы с собой человека или нет. Вселенная предложила нам на выбор два варианта: будущее, в котором мы согласились взять его с собой и будущее, в котором мы не согласились. Я выбрал вариант, в котором мы его взяли, он более неожиданный. Я же совершенно от себя не ожидал, что соглашусь.
- Однако...
- Ну и к тому же его было жалко. Пьяный, безоружный, на «скорлупке», совсем один. И водить не умеет. А я, может, добрый. Где-то в глубине души... в недрах, я бы сказал... я очень добрый.
Хаген очень боялся узнать, как выглядит изнанка. Поэтому он предусмотрительно отдал «скорлупке» приказ закрыть все иллюминаторы. В очередной раз отправившись в полусонном состоянии в туалет, он прошел по наглухо замурованной кабине туда и обратно прежде, чем понял, что что-то не так.
Во-первых, корабль больше не гудел и не трясся. Во-вторых, кто-то негромко стучал снаружи в люк, что вряд ли возможно как на изнанке, так и в космосе. Если учесть, что Хаген в принципе не должен был ничего слышать через столько слоев изоляции, в люк ломились с необыкновенной энергией. И явно не просто барабанили кулаками.
Хаген быстро умылся, прополоскал рот – к этому процессу он теперь относился с подозрением, - вяло подумал, что надо бы переодеться, и пошел открывать. Система управления бодро сообщила ему, что условия за бортом полностью пригодны для жизни.
Снаружи его ждали, испытующе глядя снизу вверх, маленькие человечки. Хагену вообще не нравилось слово «неолюди», а думать на палиндромоне он, слава Богу, не умел. Поэтому про себя он звал их маленькими человечками.
Селес был бледнее обычного, и волосы у него прилипли ко лбу. Айа уже успела избавиться от косичек и опять растрепаться до невозможности, буквально в колтуны. У Рамара левая рука была замотана в какую-то тряпку.
- Это что? – спросил, кивнув на тряпку, Хаген.
- Сломал, - кратко ответил Рамар и заботливо поправил тряпку хваталкой. – Потом восстановлю.
«Ничего себе он в люк стучал», - подумал Хаген и огляделся. Вокруг было довольно темно и как-то непонятно. Похоже, они находились в огромном помещении, вроде того ангара, из которого улетели недавно.
- Мы где? – спросил у человечков Хаген и запоздало удивился: - Неужели прилетели? Вы нашли то место?!
- Нет, - прогудел из сумрака кто-то из кораблей. – Это рынок.
- Где рынок? – Хаген еще раз огляделся, хотя предположение, что он просто не заметил лотков, павильонов, магазинчиков, а также толп продавцов и покупателей, было несколько абсурдным. Но вокруг все еще не было ничего. Они стояли в круге слабого света от висевшего высоко под потолком фонаря, круг захватывал хвост одного неокорабля и нос другого, а больше ничего не было.
- Вот прямо здесь, - невозмутимо ответил корабль. – Мне надо одеть моего человека.
- Комбинезоны закончились, - угрюмо пояснила Айа и одернула свой цыплячьего цвета детский свитер.
Рынки, как и на самой заре развития цивилизаций, возникали в обитаемой части Вселенной стихийно. Они могли образоваться на орбите, на планете, могли даже захватить целиком или наполовину какое-нибудь незначительное небесное тело. Особо жизнестойкие и экзотические экземпляры лепились к астероидам или зарывались в подземелья. Известность некоторых рынков была так велика, что туда регулярно отправлялись за покупками жители сразу нескольких солнечных систем. О других не знал вообще никто, и они существовали как будто автономно, тайно и безмолвно, сбывая неизвестно кому неизвестно что.
Торговали на рынках вещами разнообразными, дешевыми, подозрительными по происхождению, неэтично добытыми и не всегда одобряемыми законом. Иногда рынок был всеобщим, иногда предназначался для нужд какого-нибудь одного вида, и представителям иных рас там делать было нечего, а если бы они и сунулись вдруг в торговые ряды – все равно не смогли бы разобраться, что им предлагают и зачем это нужно. На рынках можно было купить все что угодно, от летательных аппаратов до спиртных напитков, и именно такое стихийное скопление торговых точек посетил Хаген на Благочестии-3, где и приобрел «скорлупку» и то, что ему рекомендовали как коньяк.
Только тот рынок принадлежал людям, а этот был преимущественно ка’антхажийским. Удивительно, что ка’антхажи вообще не было лень заниматься торговлей. Впрочем, отстаивать свое право на торговую площадь им все-таки было лень, поэтому тут уже захватили места и люди, и каильцы, и бицефалы, и, к ужасу всех остальных, реонцы, и даже бэшио держали одну палатку на самых задворках, где сбывали любителям экзотики собственные сброшенные шкуры. Но ка’антхажийская культура обслуживания сохранилась.
Нелюбовь ка’антхажи к лишним телодвижениям была велика и справедливо вошла в легенды. Однако они были не только ленивы, но и деликатны, а также интеллигентны в старинном человеческом понимании этого слова.
Ка’антхажи считали, что покупателю не нужно досаждать назойливым вниманием к его персоне, темпераментными выкриками и бестолковым выкладыванием на прилавок товара. От этого покупатель, по их убеждению, мог растеряться, застесняться, а если он недостаточно ленив – то и убежать. Поэтому на ка’антхажийском рынке коридоры для покупателей были пустынны, просторны и слабо освещены – для общего успокоения. За появление в коридоре продавцов и их помощников штрафовали. Клиенты сами выбирали, куда и зачем им идти, а за нужной дверью, в торговом павильоне, могла уже царить совершенно иная атмосфера – особенно если место принадлежало человеку или каильцу. А к реонцам вообще лучше было не соваться, и все это знали.
Симбиотические пары и Хаген на своей «скорлупке» прибыли на рынок в будний день, и в ангаре было совсем мало кораблей. В дальнем углу угрюмо мигал невыключенными габаритными огнями транспортник бицефалов – большой и непонятный. Бицефалы свернули сюда в надежде приобрести телепатический глушитель. Сознание их совсем достало.
- Ну, мы идем? – бодро поинтересовался Рамар.
- Куда? – спросил Хаген.
- Вон туда, человек. Десять шагов вперед. Не перепутай. И становись ровно на квадрат...
Хаген и неолюди сбились кучкой на небольшом квадрате, подсвеченном мерцающими белыми лампочками, вмонтированными в пол. Последней подошла Айа. Как только она поставила обе ноги на освещенный участок, где-то под потолком невидимый динамик смущенно исторг короткую сумбурную мелодию и затих.
«У нас легко найти то, что вам нужно», - вспыхнула прямо перед потенциальными клиентами крупная разноцветная надпись на двести седьмом ка’антхажийском диалекте.
- Я не знаю этот язык, - расстроился Хаген.
В воздухе фейерверком рассыпались подмигивающие квадратики: «шиарийский стандартный (назовите диалект)», «шиарийский повышенной степени вежливости (назовите диалект)» «реонский цензурный», «реонский нецензурный (подтвердите отсутствие самок и детенышей)», «человеческий панславянский (назовите ступень унификации)», «человеческий англианский (назовите степень)» «спецпрограмма для бицефалов (выпустите подтверждающий газ)» и еще много, много других. Палиндромона во всем этом изобилии не оказалось.
- Панславянский третьей ступени, - пожал плечами Хаген, на которого все вопросительно уставились.
- А на этом я не читаю, - запоздало буркнул Псих.
Но рекламные надписи, в которых различные торговые и развлекательные павильоны расхваливали себя, уже замелькали перед ними.
«Овощи, фрукты и корнеплоды. Съедобные, ядовитые, декоративные и для специализированного использования. Различное происхождение. Коридор 3, сектор 10, дверь №7».
«Ткани: натуральные, синтетические, утепленные, всех цветов, включая несуществующие. Коридор 1, сектор 24, дверь №18. Задрапируйтесь!».
«Отпугиватели людей. Широкий ассортимент, экспериментальные модели. Коридор 5, сектор 8, дверь №11»
Хаген хмыкнул.
«Живые грибомыши. Споры грибомышей. Чучела грибомышей. Справочные материалы в подарок. Коридор 8, сектор 3, дверь №4».
«Вам кажется, что за вами наблюдают с враждебными целями? Собирают информацию, ищут способ навредить вам, обокрасть вас, убить, обидеть или просто высмеять? Опередите их! Устройства слежения, записывающие устройства, мини-шпионы, датчики...»
Рамар, которому Айа быстрым шепотом читала вслух, похоже, заинтересовался.
«Кислотная слюна вязликов бутилированная. Разные вкусы...»
«Запчасти для летательных аппаратов. Собери корабль у нас...»
«Впечатления. Коридор 3, сектор 17, дверь №10. Получите свои впечатления...»
«Общение с понимающим собеседником дешево. Терапевтический говорящий мох, выращенный шиарийскими специалистами. Всегда выслушает, поддержит советом и расскажет что-нибудь интересное...»
Тут уже заинтересовался Хаген, но многословная реклама исчезла раньше, чем он добрался до адреса. А Селес вздохнул, вспомнив опять Рада и Ними – очень понимающих собеседников.
«Аттракцион для бесстрашных сынов Ожерелья Рео! За дверью находится макапут, зараженный кислородной болезнью! Откройте окошечко, он мгновенно выйдет из анабиоза и умрет на ваших глазах!».
Реклама наконец закончилась, надписи погасли.
- Требуется швейная мастерская, собственная ткань, быстрое обслуживание, - прогудел корабль Айи. - Нужна одежда для небольшого гуманоида. Срочно.
Вспыхнуло сразу несколько адресов.
- Выбирай, - милостиво разрешил Айе корабль. – Только побыстрее.
На рынке было приобретено десять одинаковых маленьких комбинезонов со специальными заплатками на липучках, некоторое количество консервированной и концентрированной пищи для Хагена, также чуть не куплено было одно чучело грибомыши, но в последний момент человек одумался. Рамар приволок два флакона концентрированной слюны вязлика, которой намеревался зарядить жидкостный пистолет.
В отстойнике корабли сумели очень удачно выйти на изнанку за каильским грузовиком. Экипаж не обратил на упавших на хвост особого внимания, только посигналил, требуя соблюдать дистанцию. Тарантайка Рамара клялась, что у грузовика идеальные координаты выхода, и оттуда совсем недалеко до места, где были впервые замечены таинственные инфокапсулы.
На изнанке все сначала переговаривались, из вежливости подключившись к громкой связи, чтобы Хаген тоже мог поучаствовать, потом, как всегда, поругались, потом друг другу окончательно надоели и задремали.
Селес очень испугался чего-то во сне. Он вырвался из жуткого сновидения, метнулся вперед и вверх, пытаясь подняться, гулко ударился об крышку саркофага и прошипел что-то настолько нецензурное, что корабль удивленно прислушался и включил в саркофаге подсветку.
- Нет, нет, нет, - завертелся внутри Селес. – Нет, убери, убери...
Корабль удивился еще больше, но просьбу выполнил. Селес лежал, уставившись в темноту, слушал грохот в ушах. Корабль заметил, что от биения аорты у него вздрагивают грудь и живот, и строго сказал:
- Завязывай с доапоном. И с остальным тоже...
Селес пытался вспомнить, что было во сне. Кажется, как обычно – стрельба из какого-то невозможного оружия, огнеметы, визжащая живая плоть, которая лопается от жара, чьи-то изваляннные в песке внутренности... А, и в этот раз еще были две бесконечно длинные шеренги каких-то огромных, серых, бугристотелых существ. Они были устроены так, что даже если смотреть на них издалека, со спины, при плохом освещении – все равно сразу становилось понятно, что они тупые и сильные. Очень сильные и очень тупые. На головах у них были каски, а в лапах – тяжелые, разукрашенные каким-то нудно-брутальным орнаментом топоры. Существа стояли в две шеренги, друг напротив друга. У каждой шеренги был командир – точно такой же, серый, тупой и в каске, только голый. Вместо мешковатой униформы, в которую были одеты его подчиненные, командир щеголял красной набедренной повязкой, красными металлическими кольцами во всех шести сосках и красным плюмажем над низким лбом. Наверное, это были знаки отличия и доблести, символ чести и долга, или еще какая-нибудь нелепая условность.
Командир утробно рявкал что-то, воинственно вздрагивал плюмаж, шеренга отвечала слаженным воем и поднимала над головами топоры. «Ух!» - выдыхали тупые сильные существа, и топоры опускались на каски противоположной шеренги. Потом рявкал уже второй командир, и недавние агрессоры тоже получали по черепу. Гнулись каски, трещала кость, текли по серой коже внутренние жидкости, стесывалось темное жесткое мясо, ошметки падали вниз. Иногда вслед за ошметками валилось с горестным, почти разумным воплем все существо целиком. Никто не защищался и не пытался ослушаться приказа.
Кажется, воевали за территорию. По крайней мере рядом был небольшой, пустой участок земли, огороженный колючей проволокой. Наверное, ценный.
Потом опять кого-то жгли, кому-то деловито отрывали конечности...
Селес, быстро оглядевшись, поднес ко рту шиарийский ингалятор и вдохнул, стукнувшись второпях локтем о бортик саркофага.
- Ну да, - сказал корабль. – Очень незаметно.
Селес промолчал.
Айа тоже открыла глаза. Потянулась, почесалась, повозилась немного с комбинезоном, который был еще жесткий, совсем неразношенный, и жал ну вот просто везде. Потом закинула руки за голову, пошуршала волосами.
- Слушай, ну я даже засыпать стал плохо, - подал голос корабль. – Я все думаю...
- М?
- Ты меня прекрасно поняла. Скажи, ну пожалуйста. Что там было?
- Ничего интересного для тебя..
- Айа, что было в мирогенераторе? Ну почему оно оказалось настолько... настолько важнее... меня?
Айа задумалась, постучала по саркофагу пяткой.
- Там все время шел снег... И меня звали Анна...
- Как смешно...
- Я же говорила – тебе это не интересно.
Вынырнув из тоннеля и чуть не врезавшись в замешкавшийся грузовик, корабли тщательно изучили окрестности. Каильцы, прислав ругательное сообщение, улетели прежде, чем тарантайка Рамара, причитая, как все это опасно, нехорошо и неудобно, взяла их на мушку.
- Каильская колония, две непригодных для жизни планеты и свалка, - сказал наконец корабль Айи. – Что из этого нас интересует?
- Свалка, - буркнул корабль Селеса. – Я туда кое-кого выброшу...
- Я прошу прощения... – пролепетала тарантайка. – Но это не то место... Совершенно не похоже... Эти координаты можно вычеркивать...
- Чего-о?!
- Я же говорила... что помню примерно... У меня несколько вариантов... И это... не тот вариант...
- А раньше нельзя было сказать?! – возмутился корабль Селеса. – Два перехода! Да тут до ближайшего отстойника как до... а тут вообще есть отстойник?!
- Прогуляемся, окрестности посмотрим, - предложила Айа. – Кто со мной дразнить каильцев?
- Айа, помолчи.
- Я ошиблась... – если бы тарантайка не была грозным, вооруженным кораблем, она бы заплакала. – Прошу прощения...
- Заткнись, - после долгого молчания подключился к беседе Псих. – Хотя нет, ответь сначала: ты действительно хотя бы примерно запомнила место или просто соврала, чтобы мы улетели из центра? Говори!
- Я... я не...
- Молчать! Отвечать по существу! Я с тобой разговариваю, псевдоразум!
- Да перестань ты!
- Я... не...
Селес сидел в саркофаге и мучительно пытался ощутить хоть какие-нибудь эмоции по поводу неожиданной неудачи и перспективы длительных поисков отстойника. Он даже допустил вероятность того, что тарантайка соврала и на самом деле никаких координат не знает. Возможная встреча с предками или создателями, давшими неорасе ментальное поле, возможные ответы на вопросы, которые не давали Селесу покоя последние... много лет – все это оказывалось перечеркнуто ложью плаксивого корабля. И еще образы из инфокапсулы никак не желали покидать его голову – наоборот, они как будто прижились там, распухая, разрастаясь все новыми подробностями, которых изначально ведь не было...
Но никаких эмоций по этому поводу он в себе не нашел. К сложившейся ситуации Селес относился никак, и это, наверное, было даже хорошо.
Долгий перерыв, вероятно, пошел не на пользу, но это ж моя отдушина и промокашка все-таки...
Кстати, вы опять же не поверите, но рОман уже на последней трети, если не четверти. Первой части, правда, так что я все равно leo_tolstoy.
Так что кто желает потом всю первую часть единым кирпичом - сообсчите.
Кстати, сколько времени даем мне на дописывание? Ваши ставки

Глава XXV
Посвященная философским диспутам и рыночным отношениям
Посвященная философским диспутам и рыночным отношениям
Левитирующие бицефалы с Орето считались самыми невозможными существами в изученной части Вселенной – до тех пор, пока там не были обнаружены первые симбиотические пары. После этого мнения разделились. Хотя, если изучить вопрос повнимательнее, по количеству странных видовых особенностей неораса бицефалам однозначно проигрывала. Во-первых, бицефалы действительно обладали двумя головами и двумя мозгами, каждый из которых мыслил самостоятельно. То, что Хаген принял за разломленного напополам краба, как раз и было этими двумя головами, и бицефалы, кстати, в свою очередь считали, что гуманоиды выглядят крайне неэстетично. У ученых не существовало единого мнения по поводу того, является ли каждый бицефал двумя отдельными личностями, или его разум просто следует считать сдвоенным, совмещенным – как санузел. Сами бицефалы, пытаясь объяснить другим видам особенности своего двойного существования, постоянно с собой не соглашались и даже ссорились.
читать дальшеВо-вторых, бицефалы левитировали. Они утверждали, что свободно парить на расстоянии одного-двух метров от земли и любой другой поверхности им позволяет крохотная железа, расположенная точно в перемычке между двумя черепными коробками. Благодаря этой железе бицефалы творили с притяжением совершенно антинаучные вещи и резвились в гравитационных полях, как в личном бассейне. Но стоит отметить, что этой гравитационной вакханалии предшествовала долгая и упорная работа: с самого своего вылупления из икринки, с первого взгляда шестью наивными глазами (по три на каждой из голов) на своды родной пещеры-инкубатора маленький бицефальчик учился только одному – левитировать. В дальнейшем он понемногу постигал и другие, менее важные науки, но упражняться в левитации и изучать теорию парения продолжал до самого иссыхания, и потомков своих, когда их, подрощенных, выдавали семействам, учил тому же.
В-третьих, для получения потомства требовалось четыре бицефала, поскольку у них имелось пять различных полов, четыре фертильных и один декоративный, в размножении не участвующий. Его представителей и за бицефалов-то не считали. Впрочем, представители того пола, у которого была седьмая пара вибрисс на брюшке, и остальные три группы за бицефалов не считали. Они были уверены, что настоящий класс в левитации могут показывать только обладатели семи пар вибрисс, и лишь одно их огорчало – что они не могут размножаться сами по себе, без участия оставшихся, неполноценных полов.
Декоративный пол занимался в основном развитием науки и искусства. С пониманием бицефальского искусства у других рас возникали серьезные сложности. Потому что, в-четвертых, речь в ее привычном, на удивление единодушном понимании большинства видов у бицефалов отсутствовала. Вместо того, чтобы издавать звуки, они выпускали из особых отверстий на головах газы с различными запахами, сочетание которых и передавало смысл сказанного. С представителями других видов бицефалы, таким образом, могли общаться только с помощью автоматических переводчиков, потому что научиться правильно интерпретировать запахи каилец или шиари еще мог, а вот испускать собственные смысловые газы с необходимыми ароматами ему уже не позволяла физиология.
По сравнению со всем этим неораса, у которой гуманоид и транспортное средство сосуществовали на равных и относились к одному виду, конечно, проигрывала. Хотя общая абсурдность жизненного уклада, использование научно несуществующей энергии в качестве топлива, полнейшая загадка присхождения и, что самое главное, неспособность размножаться могли накинуть им еще несколько очков. Что до особенностей питания, то грибомыши со Шхии вообще обходились без еды, всю жизнь расходуя накопленный еще в эмбриональном состоянии запас питательных веществ.
Ходить по изнанке бицефалы действительно не умели, провоцируя глупейшие аварии и создавая заторы в отстойниках. Во многом это происходило из-за их представления о культуре поведения. Бицефалы были уверены, что случайно встретившиеся где-либо разумные существа должны немедленно познакомиться и продолжать активное общение до тех пор, пока объективные обстоятельства не разведут их в разные стороны. Если очередной случайный знакомый пытался уклониться от общения, бицефалы начинали подозревать его в чем-то нехорошем и проявлять агрессию. А размером они были с земного слона (некрупного), или с ка’антхажийского окультуренного вязлика (в теплое время года), и умели плеваться кислотой.
Обязанность развлекать бицефалов беседой добровольно взял на себя Селес. Таким образом он развлекал и себя тоже – ему не хотелось оставаться наедине с собственными мыслями. И отвечать на расспросы корабля, который уже давно беспокоился, тоже не хотелось.
Хаген и корабль Айи спали. Хаген спал полностью, а корабль – на три четверти, чтобы не сбиться с курса. Тарантайка бодрствовала в полном молчании. Рамар знакомил Айю и корабль Селеса с поэзией ка’антхажи, и активное сопротивление аудитории его нисколько не огорчало.
- След бурохвостого слизня тянется-тянется-тянется-тянется-тянется-тянется
Через ступени
Карстовых
Отло-
Же-
Ний,
А «й» это бурый хвостик,
Соединяющий,
Стягивающий,
Склеи-ва-ю-щий
Будущее и прошлое...
- Рамар.
- ...преднамеренное и ненарочное...
- Рамар!
- ...и насылающий коррозию
На тарантайку, мешающую мне
Цитировать хорошую поэзию.
- Я не твоя тарантайка!
- Да вы одинаковые, поди пойми, где чья тарантайка.
- Ты просто...
- Рамар, ну нарочно ты, что ли?
- Нарочно. Мне скучно. Кстати, Айа, мы с тобой так толком и не поговорили. А ведь сначала ты мне понравилась...
- Ага, я многим нравлюсь... Но только сначала.
- Вот как раз вспомнилось одно стихотворение...
- Рамар, прекращай. Голова уже трещит.
- Это у тебя там формируется тяга к прекрасному и высокому.
- Господи, как тебя корабль выносит...
- Она дрессированная. Но вообще, Айа, это ты зря. Самки должны относиться к поэзии трепетно. Тем более, что стихи – отличное лекарство от скуки.
- Слушай, лысый! Попробуй уже что-нибудь другое. Пойди, не знаю, голову себе разбей или руки переломай. Боль – это тоже отличное лекарство от скуки! А главное – страдаешь ты один, что само по себе приятно... Мне.
В ментальном поле возникла кратковременная пауза. Потом Рамар ехидно сообщил:
- Нет, Айа, мне все еще скучно.
- Хозяин! – запаниковала тарантайка. – Нужно в резервуар! Хозяин!
- Голову разбил? – с некоторым уважением, и в то же время с надеждой поинтересовалась Айа.
- Руку сломал. Хваталкой. Легко, кстати, сломалась. Вранье, мне все так же скучно...
- Ну ты даешь... Я и не знала, что тебе настолько скучно.
- Настолько. И мне казалось, что именно ты как раз должна меня понять.
- Хозяин!..
- Тихо, успею я в резервуар! Айа?
- Ну что теперь?
- Теперь ты должна меня развлекать.
- С какого перепугу?
- Ну ты же проиграла спор?
- Какой спор?! Я с тобой не спорила, лысый.
- А я с тобой спорил. И я не буду называть тебя волосатой, это двусмысленно. Я спорил с тобой – глубоко в душе.
Бицефалы оказались курьерами специального назначения. Они везли на какую-то планету с буквенно-цифровым названием, которое у них воспроизвести не получалось, искусственное сознание. Сознание, погруженное в пять сверхпрочных баков, сначала спало, но потом, после очередной аварии в очередном отстойнике, один из баков упал, сознание включилось и теперь занималось самоанализом, донимая курьеров.
- Оно чего-то хотеть, - жаловались бицефалы Селесу. – Мы не понимать. Оно что-то искать.
- А как оно общается? – оживился совсем было задремавший Селес. – Телепатически?
- Оно в головах, - нудел переводчик. – Оно во все головы проникать и немного в бортовой компьютер.
- А маршрут не собьет?
- Нет, оно безобидно. Мирно. Беспомощно. Оно только сознавать и немного общаться.
- Зачем оно нужно?
- Для строительства города его заказать. Большого города. Очень большое строительство.
Селес думал-думал, но все равно не понял.
- Зачем на стройке искусственное сознание?
- Будущее величие города осознавать.
- А, ну, наверное, сейчас ему осознавать нечего, кроме себя, вот оно и не знает, чего хочет.
- Оно предположительно смысл искать. Смысл себя.
- Смысл жизни... – Селес почему-то расстроился. – Его все ищут, только его, кажется, нету.
- Есть, - возразили бицефалы. – Полет. Парение. Оно левитировать не уметь. Предположительно поэтому не знать, чего хотеть. Оно надоедать.
- Может, оно у вас там вытекло из бака?
- Нет. Герметично. Хотеть посмотреть? Подняться на борт?
Селес представил себе все прелести стыковки на изнанке и ужаснулся гостеприимству бицефалов.
- Спасибо за приглашение, но, к сожалению, не могу. Нет технической возможности. Некоторые неполадки на корабле.
- Какие еще неполадки? – обиженно зашипел корабль.
- Серьезные. Ты что, хочешь, чтобы они расстроились?
- Сожалеть. Искусственное сознание возможно очень редко увидеть.
«Бедное, бедное сознание», - вдруг подумал Селес и даже закрыл глаза от внезапно нахлынувших переживаний. – «Осознать себя разлитым по пяти бакам на корабле бицефалов и искать смысл жизни в бортовом компьютере... Я бы на его месте все-таки сбил им маршрут».
- ...но ты все-таки засунь пока руку в резервуар, ладно?
- Ты забавная. То голову разбить советуешь, а то – сразу в резервуар.
- Ну почем я знала, что ты ее правда сломаешь?
- Логика, Айа. Ты когда-нибудь слышала о логике?
- А ты? Вот ты зачем столько сидел в дурдоме у шиари, чтобы потом взять и улететь, даже не закончив курс?
- Курс тут, допустим, никто не закончил...
- А человека мы зачем с собой взяли? Рамар, ты же был против. Ты, собственно, один и был прямо вот совсем против! И почему ты вдруг согласился?
- Он меня уговорил.
- Ха! И как же?
- Привел неоспоримый довод.
- Какой? Ну какой?
- Что от того, возьмем мы его с собой или не возьмем, зависит будущее.
- И?..
- И все. Попробуй, поспорь. Будущее зависит от наших решений и действий в настоящем – так? Следовательно, наше будущее на тот момент действительно зависело от того, возьмем мы с собой человека или нет. Вселенная предложила нам на выбор два варианта: будущее, в котором мы согласились взять его с собой и будущее, в котором мы не согласились. Я выбрал вариант, в котором мы его взяли, он более неожиданный. Я же совершенно от себя не ожидал, что соглашусь.
- Однако...
- Ну и к тому же его было жалко. Пьяный, безоружный, на «скорлупке», совсем один. И водить не умеет. А я, может, добрый. Где-то в глубине души... в недрах, я бы сказал... я очень добрый.
Хаген очень боялся узнать, как выглядит изнанка. Поэтому он предусмотрительно отдал «скорлупке» приказ закрыть все иллюминаторы. В очередной раз отправившись в полусонном состоянии в туалет, он прошел по наглухо замурованной кабине туда и обратно прежде, чем понял, что что-то не так.
Во-первых, корабль больше не гудел и не трясся. Во-вторых, кто-то негромко стучал снаружи в люк, что вряд ли возможно как на изнанке, так и в космосе. Если учесть, что Хаген в принципе не должен был ничего слышать через столько слоев изоляции, в люк ломились с необыкновенной энергией. И явно не просто барабанили кулаками.
Хаген быстро умылся, прополоскал рот – к этому процессу он теперь относился с подозрением, - вяло подумал, что надо бы переодеться, и пошел открывать. Система управления бодро сообщила ему, что условия за бортом полностью пригодны для жизни.
Снаружи его ждали, испытующе глядя снизу вверх, маленькие человечки. Хагену вообще не нравилось слово «неолюди», а думать на палиндромоне он, слава Богу, не умел. Поэтому про себя он звал их маленькими человечками.
Селес был бледнее обычного, и волосы у него прилипли ко лбу. Айа уже успела избавиться от косичек и опять растрепаться до невозможности, буквально в колтуны. У Рамара левая рука была замотана в какую-то тряпку.
- Это что? – спросил, кивнув на тряпку, Хаген.
- Сломал, - кратко ответил Рамар и заботливо поправил тряпку хваталкой. – Потом восстановлю.
«Ничего себе он в люк стучал», - подумал Хаген и огляделся. Вокруг было довольно темно и как-то непонятно. Похоже, они находились в огромном помещении, вроде того ангара, из которого улетели недавно.
- Мы где? – спросил у человечков Хаген и запоздало удивился: - Неужели прилетели? Вы нашли то место?!
- Нет, - прогудел из сумрака кто-то из кораблей. – Это рынок.
- Где рынок? – Хаген еще раз огляделся, хотя предположение, что он просто не заметил лотков, павильонов, магазинчиков, а также толп продавцов и покупателей, было несколько абсурдным. Но вокруг все еще не было ничего. Они стояли в круге слабого света от висевшего высоко под потолком фонаря, круг захватывал хвост одного неокорабля и нос другого, а больше ничего не было.
- Вот прямо здесь, - невозмутимо ответил корабль. – Мне надо одеть моего человека.
- Комбинезоны закончились, - угрюмо пояснила Айа и одернула свой цыплячьего цвета детский свитер.
Рынки, как и на самой заре развития цивилизаций, возникали в обитаемой части Вселенной стихийно. Они могли образоваться на орбите, на планете, могли даже захватить целиком или наполовину какое-нибудь незначительное небесное тело. Особо жизнестойкие и экзотические экземпляры лепились к астероидам или зарывались в подземелья. Известность некоторых рынков была так велика, что туда регулярно отправлялись за покупками жители сразу нескольких солнечных систем. О других не знал вообще никто, и они существовали как будто автономно, тайно и безмолвно, сбывая неизвестно кому неизвестно что.
Торговали на рынках вещами разнообразными, дешевыми, подозрительными по происхождению, неэтично добытыми и не всегда одобряемыми законом. Иногда рынок был всеобщим, иногда предназначался для нужд какого-нибудь одного вида, и представителям иных рас там делать было нечего, а если бы они и сунулись вдруг в торговые ряды – все равно не смогли бы разобраться, что им предлагают и зачем это нужно. На рынках можно было купить все что угодно, от летательных аппаратов до спиртных напитков, и именно такое стихийное скопление торговых точек посетил Хаген на Благочестии-3, где и приобрел «скорлупку» и то, что ему рекомендовали как коньяк.
Только тот рынок принадлежал людям, а этот был преимущественно ка’антхажийским. Удивительно, что ка’антхажи вообще не было лень заниматься торговлей. Впрочем, отстаивать свое право на торговую площадь им все-таки было лень, поэтому тут уже захватили места и люди, и каильцы, и бицефалы, и, к ужасу всех остальных, реонцы, и даже бэшио держали одну палатку на самых задворках, где сбывали любителям экзотики собственные сброшенные шкуры. Но ка’антхажийская культура обслуживания сохранилась.
Нелюбовь ка’антхажи к лишним телодвижениям была велика и справедливо вошла в легенды. Однако они были не только ленивы, но и деликатны, а также интеллигентны в старинном человеческом понимании этого слова.
Ка’антхажи считали, что покупателю не нужно досаждать назойливым вниманием к его персоне, темпераментными выкриками и бестолковым выкладыванием на прилавок товара. От этого покупатель, по их убеждению, мог растеряться, застесняться, а если он недостаточно ленив – то и убежать. Поэтому на ка’антхажийском рынке коридоры для покупателей были пустынны, просторны и слабо освещены – для общего успокоения. За появление в коридоре продавцов и их помощников штрафовали. Клиенты сами выбирали, куда и зачем им идти, а за нужной дверью, в торговом павильоне, могла уже царить совершенно иная атмосфера – особенно если место принадлежало человеку или каильцу. А к реонцам вообще лучше было не соваться, и все это знали.
Симбиотические пары и Хаген на своей «скорлупке» прибыли на рынок в будний день, и в ангаре было совсем мало кораблей. В дальнем углу угрюмо мигал невыключенными габаритными огнями транспортник бицефалов – большой и непонятный. Бицефалы свернули сюда в надежде приобрести телепатический глушитель. Сознание их совсем достало.
- Ну, мы идем? – бодро поинтересовался Рамар.
- Куда? – спросил Хаген.
- Вон туда, человек. Десять шагов вперед. Не перепутай. И становись ровно на квадрат...
Хаген и неолюди сбились кучкой на небольшом квадрате, подсвеченном мерцающими белыми лампочками, вмонтированными в пол. Последней подошла Айа. Как только она поставила обе ноги на освещенный участок, где-то под потолком невидимый динамик смущенно исторг короткую сумбурную мелодию и затих.
«У нас легко найти то, что вам нужно», - вспыхнула прямо перед потенциальными клиентами крупная разноцветная надпись на двести седьмом ка’антхажийском диалекте.
- Я не знаю этот язык, - расстроился Хаген.
В воздухе фейерверком рассыпались подмигивающие квадратики: «шиарийский стандартный (назовите диалект)», «шиарийский повышенной степени вежливости (назовите диалект)» «реонский цензурный», «реонский нецензурный (подтвердите отсутствие самок и детенышей)», «человеческий панславянский (назовите ступень унификации)», «человеческий англианский (назовите степень)» «спецпрограмма для бицефалов (выпустите подтверждающий газ)» и еще много, много других. Палиндромона во всем этом изобилии не оказалось.
- Панславянский третьей ступени, - пожал плечами Хаген, на которого все вопросительно уставились.
- А на этом я не читаю, - запоздало буркнул Псих.
Но рекламные надписи, в которых различные торговые и развлекательные павильоны расхваливали себя, уже замелькали перед ними.
«Овощи, фрукты и корнеплоды. Съедобные, ядовитые, декоративные и для специализированного использования. Различное происхождение. Коридор 3, сектор 10, дверь №7».
«Ткани: натуральные, синтетические, утепленные, всех цветов, включая несуществующие. Коридор 1, сектор 24, дверь №18. Задрапируйтесь!».
«Отпугиватели людей. Широкий ассортимент, экспериментальные модели. Коридор 5, сектор 8, дверь №11»
Хаген хмыкнул.
«Живые грибомыши. Споры грибомышей. Чучела грибомышей. Справочные материалы в подарок. Коридор 8, сектор 3, дверь №4».
«Вам кажется, что за вами наблюдают с враждебными целями? Собирают информацию, ищут способ навредить вам, обокрасть вас, убить, обидеть или просто высмеять? Опередите их! Устройства слежения, записывающие устройства, мини-шпионы, датчики...»
Рамар, которому Айа быстрым шепотом читала вслух, похоже, заинтересовался.
«Кислотная слюна вязликов бутилированная. Разные вкусы...»
«Запчасти для летательных аппаратов. Собери корабль у нас...»
«Впечатления. Коридор 3, сектор 17, дверь №10. Получите свои впечатления...»
«Общение с понимающим собеседником дешево. Терапевтический говорящий мох, выращенный шиарийскими специалистами. Всегда выслушает, поддержит советом и расскажет что-нибудь интересное...»
Тут уже заинтересовался Хаген, но многословная реклама исчезла раньше, чем он добрался до адреса. А Селес вздохнул, вспомнив опять Рада и Ними – очень понимающих собеседников.
«Аттракцион для бесстрашных сынов Ожерелья Рео! За дверью находится макапут, зараженный кислородной болезнью! Откройте окошечко, он мгновенно выйдет из анабиоза и умрет на ваших глазах!».
Реклама наконец закончилась, надписи погасли.
- Требуется швейная мастерская, собственная ткань, быстрое обслуживание, - прогудел корабль Айи. - Нужна одежда для небольшого гуманоида. Срочно.
Вспыхнуло сразу несколько адресов.
- Выбирай, - милостиво разрешил Айе корабль. – Только побыстрее.
На рынке было приобретено десять одинаковых маленьких комбинезонов со специальными заплатками на липучках, некоторое количество консервированной и концентрированной пищи для Хагена, также чуть не куплено было одно чучело грибомыши, но в последний момент человек одумался. Рамар приволок два флакона концентрированной слюны вязлика, которой намеревался зарядить жидкостный пистолет.
В отстойнике корабли сумели очень удачно выйти на изнанку за каильским грузовиком. Экипаж не обратил на упавших на хвост особого внимания, только посигналил, требуя соблюдать дистанцию. Тарантайка Рамара клялась, что у грузовика идеальные координаты выхода, и оттуда совсем недалеко до места, где были впервые замечены таинственные инфокапсулы.
На изнанке все сначала переговаривались, из вежливости подключившись к громкой связи, чтобы Хаген тоже мог поучаствовать, потом, как всегда, поругались, потом друг другу окончательно надоели и задремали.
Селес очень испугался чего-то во сне. Он вырвался из жуткого сновидения, метнулся вперед и вверх, пытаясь подняться, гулко ударился об крышку саркофага и прошипел что-то настолько нецензурное, что корабль удивленно прислушался и включил в саркофаге подсветку.
- Нет, нет, нет, - завертелся внутри Селес. – Нет, убери, убери...
Корабль удивился еще больше, но просьбу выполнил. Селес лежал, уставившись в темноту, слушал грохот в ушах. Корабль заметил, что от биения аорты у него вздрагивают грудь и живот, и строго сказал:
- Завязывай с доапоном. И с остальным тоже...
Селес пытался вспомнить, что было во сне. Кажется, как обычно – стрельба из какого-то невозможного оружия, огнеметы, визжащая живая плоть, которая лопается от жара, чьи-то изваляннные в песке внутренности... А, и в этот раз еще были две бесконечно длинные шеренги каких-то огромных, серых, бугристотелых существ. Они были устроены так, что даже если смотреть на них издалека, со спины, при плохом освещении – все равно сразу становилось понятно, что они тупые и сильные. Очень сильные и очень тупые. На головах у них были каски, а в лапах – тяжелые, разукрашенные каким-то нудно-брутальным орнаментом топоры. Существа стояли в две шеренги, друг напротив друга. У каждой шеренги был командир – точно такой же, серый, тупой и в каске, только голый. Вместо мешковатой униформы, в которую были одеты его подчиненные, командир щеголял красной набедренной повязкой, красными металлическими кольцами во всех шести сосках и красным плюмажем над низким лбом. Наверное, это были знаки отличия и доблести, символ чести и долга, или еще какая-нибудь нелепая условность.
Командир утробно рявкал что-то, воинственно вздрагивал плюмаж, шеренга отвечала слаженным воем и поднимала над головами топоры. «Ух!» - выдыхали тупые сильные существа, и топоры опускались на каски противоположной шеренги. Потом рявкал уже второй командир, и недавние агрессоры тоже получали по черепу. Гнулись каски, трещала кость, текли по серой коже внутренние жидкости, стесывалось темное жесткое мясо, ошметки падали вниз. Иногда вслед за ошметками валилось с горестным, почти разумным воплем все существо целиком. Никто не защищался и не пытался ослушаться приказа.
Кажется, воевали за территорию. По крайней мере рядом был небольшой, пустой участок земли, огороженный колючей проволокой. Наверное, ценный.
Потом опять кого-то жгли, кому-то деловито отрывали конечности...
Селес, быстро оглядевшись, поднес ко рту шиарийский ингалятор и вдохнул, стукнувшись второпях локтем о бортик саркофага.
- Ну да, - сказал корабль. – Очень незаметно.
Селес промолчал.
Айа тоже открыла глаза. Потянулась, почесалась, повозилась немного с комбинезоном, который был еще жесткий, совсем неразношенный, и жал ну вот просто везде. Потом закинула руки за голову, пошуршала волосами.
- Слушай, ну я даже засыпать стал плохо, - подал голос корабль. – Я все думаю...
- М?
- Ты меня прекрасно поняла. Скажи, ну пожалуйста. Что там было?
- Ничего интересного для тебя..
- Айа, что было в мирогенераторе? Ну почему оно оказалось настолько... настолько важнее... меня?
Айа задумалась, постучала по саркофагу пяткой.
- Там все время шел снег... И меня звали Анна...
- Как смешно...
- Я же говорила – тебе это не интересно.
Вынырнув из тоннеля и чуть не врезавшись в замешкавшийся грузовик, корабли тщательно изучили окрестности. Каильцы, прислав ругательное сообщение, улетели прежде, чем тарантайка Рамара, причитая, как все это опасно, нехорошо и неудобно, взяла их на мушку.
- Каильская колония, две непригодных для жизни планеты и свалка, - сказал наконец корабль Айи. – Что из этого нас интересует?
- Свалка, - буркнул корабль Селеса. – Я туда кое-кого выброшу...
- Я прошу прощения... – пролепетала тарантайка. – Но это не то место... Совершенно не похоже... Эти координаты можно вычеркивать...
- Чего-о?!
- Я же говорила... что помню примерно... У меня несколько вариантов... И это... не тот вариант...
- А раньше нельзя было сказать?! – возмутился корабль Селеса. – Два перехода! Да тут до ближайшего отстойника как до... а тут вообще есть отстойник?!
- Прогуляемся, окрестности посмотрим, - предложила Айа. – Кто со мной дразнить каильцев?
- Айа, помолчи.
- Я ошиблась... – если бы тарантайка не была грозным, вооруженным кораблем, она бы заплакала. – Прошу прощения...
- Заткнись, - после долгого молчания подключился к беседе Псих. – Хотя нет, ответь сначала: ты действительно хотя бы примерно запомнила место или просто соврала, чтобы мы улетели из центра? Говори!
- Я... я не...
- Молчать! Отвечать по существу! Я с тобой разговариваю, псевдоразум!
- Да перестань ты!
- Я... не...
Селес сидел в саркофаге и мучительно пытался ощутить хоть какие-нибудь эмоции по поводу неожиданной неудачи и перспективы длительных поисков отстойника. Он даже допустил вероятность того, что тарантайка соврала и на самом деле никаких координат не знает. Возможная встреча с предками или создателями, давшими неорасе ментальное поле, возможные ответы на вопросы, которые не давали Селесу покоя последние... много лет – все это оказывалось перечеркнуто ложью плаксивого корабля. И еще образы из инфокапсулы никак не желали покидать его голову – наоборот, они как будто прижились там, распухая, разрастаясь все новыми подробностями, которых изначально ведь не было...
Но никаких эмоций по этому поводу он в себе не нашел. К сложившейся ситуации Селес относился никак, и это, наверное, было даже хорошо.
@темы: книги, рОман, трактат, творим помаленьку
И да, я за кирпич