Глава IV
Посвященная положению вещей во внешнем мире, а также тому, что произошло с Марией
Шиарийская платформа аккуратно, чтобы не задеть девственные леса вокруг, дезинтегрировала секретную военную базу бэшио на Яфи-3. Командир, военный специалист двадцать девятого уровня Ркашиоон Хенанотии, смотрел, как разноцветной пылью поднимается к небу то, что раньше было постройками, боеприпасами и, собственно, разумными двухголовыми змеями. Почти всю свою жизнь Ркашиоон проработал экскурсоводом в Музее военных эпох, показывал детенышам и молоди образцы оружия, боевые корабли, успокаивал склонных к дисгармонии особей, которые пугались четырехмерных реконструкций древних сражений. Потом нервную молодь обычно уводил кто-нибудь из специалистов по душевной гармонии, дежуривших в каждом зале.
Перед дезинтеграцией Ркашиоон связался с вражеской базой и по многолетней привычке поприветствовал бэшио:
- Вы довольны? Я Ркашиоон Хенанотии, ваш экскурсовод, уровень – двадц… - он сдвинул бровные дуги и резко выдохнул, усилием воли превращая злость на себя в злость на врага. Это из-за его звериной кровожадности, свидетельствующей о врожденной и неизлечимой дисгармонии, Ркашиоон был там, где был, и делал то, что делал. – Вам на выбор предлагаются два варианта дальнейшего развития событий: вы сдаетесь в плен или будете моментально и безболезненно дезинтегрированы.
Бэшио ответили акустической волной, платформа вздрогнула.
- Вы выбрали второй вариант.
читать дальшеА в это время в официально несуществующем центре душевной гармонии дальний родственник Ркашиоона, Сигшиоон Каммуитал, пытался понять, что же не так с пациенткой №32, Марией Тирел. Пациентка находилась в процессе извлечения, и Сигшиоон просканировал ее вдоль и поперек, пока она смирно лежала на столе. Все было в порядке, все на месте и в полагающемся самке человека количестве: конечности, сердце, печень, мозг, молочные железы… Формула крови тоже соответствовала нормам. Оборудованием для ДНК-исследований Сигшиоон не располагал, и сейчас это было, конечно, досадно.
Наконец человеческая самка зашевелилась и открыла глаза. Первыми ее словами было:
- Что у меня на голове?!
Шиари суетились вокруг, подсоединяли к ней какие-то датчики, тыкали в шею инъектором, пытались надвинуть поплотнее шлем-синхронизатор, но Мария упорно вытягивала из-под него свои тугие кудряшки и возмущалась:
- Неужели я сама такое попросила? Это же ужас! Я требую парикмахера!
Один из шиари наклонился над ней, доброжелательно улыбнулся:
- Вы довольны?
- А то! – Мария скосила глаза. – И вообще – почему я голая?
- Меня зовут Сигшиоон Каммуитал, уровень – двадцатый, пол – мужской. В данный момент по не зависящим от меня обстоятельствам являюсь вашим лечащим специалистом. Желательно сохранять спокойствие. Сейчас все станет понятным.
- Одеяло хоть дайте! – продолжала негодовать Мария. – У вас тут дверь нараспашку…
Она охнула, схватилась за края стола и зажмурилась. Память возвращалась стремительно, резкими толчками. Алиса, Мария, Кальдерония, родной транспортник и вещи, вещи, вещи – стулья, камни, контейнеры, чашки, излучатели, игрушки, платья, могильные плиты, передатчики, со всеми их историями, голосами тех, кто их касался, играл, спал, мял, и тех, кто еще будет ими обладать, вещи, представляющие людей, заменяющие людей, говорящие за людей…
Мария сдернула с головы шлем и закричала.
Значки палочки круглые разные почему оттуда звучит пусти гулять пусти высоко синее и лицо качаться топать куда опять нет нет нет не к этому он больно и тянет внутри темное невкусное внутри меня это внутри я и он и ты и высокое свет все я везде во мне вращается кричит растет почему столько меня останови останови я не хочу бесконечно нужна черточка как над значком вот я значок и теплое хорошо я есть
Когда пациентка успокоилась – что стоило специалистам немалых усилий, - и окончательно адаптировалась, Сигшиоон отвел ее в столовую – после извлечения люди всегда чувствовали сильный голод. Еды на платформе было в достатке – земледелие и скотоводство на Кальдеронии процветали, и их продукты сложными вымыслами не являлись. Мария окинула жадным взглядом предложенные блюда, сообщила, что предпочитает растительную пищу, и тут же вгрызлась в кусок мяса. Сигшиоон аккуратно поглощал талань и расспрашивал пациентку о впечатлениях и ощущениях. После ее бурной реакции на извлечение он понял, что подводить разговор к основной проблеме следует плавно и осторожно.
- Только мне кажется, - с набитым ртом сказала Мария. – что я пробыла там немного дольше, чем планировалось.
Сигшиоон кивнул:
- Приношу извинения, в вашем случае произошел… сбой, причину которого мы пока обнаружить не можем.
- Опять что-то пошло не так? – насторожилась Мария.
- Вы бесконтрольно перемещались по плоскостям. Не синхронизировались со сложными вымыслами. Мы не могли отследить ваше местоположение. Ваше состояние было… стабильно нестабильным, - Сигшиоон смущенно кашлянул. – Рассинхронизация привела к тому, что вы начали… самостоятельно перестраивать условную реальность вокруг себя. У нас пока недостаточно данных для какого-либо вывода, но позвольте выразить мнение, что это был своего рода… адаптивный механизм. Таким образом вы приспособились к жизни в состоянии рассинхрона. Разрешите спросить, понятно ли я объясняю?
- Примерно, - неопределенно махнула вилкой Мария.
- Дополнительные трудности создает тот факт, что ваш случай – уникальный. Ни с одной человеческой особью в нашем центре такого не происходило. Ни с одной… - Сигшиоон все-таки решился. – стандартной человеческой особью.
- Черт. Ну, все понятно… Кто бы мог подумать, что я тут окажусь единственной… такой.
- Разрешите задать…
- Сама виновата. Ну, понимаете, у нас это до сих пор считается… чем-то неестественным. Как будто есть разница… Поэтому я и не сказала. Привыкла про это не говорить… как будто это стыдно. Сама дура… А разница, выходит, есть. Я, значит, правда неполноценная. Или не знаю…
- Приношу извинения, но я все еще не совсем понимаю, о чем вы говорите.
- Когда я заполняла анкету, то кое-что в ней не указала, - вздохнула Мария. – Я квази.
Мария Тирел была дочерью капитана, владельца и единственного обитателя торгового транспортника «Волк» Никола Тирела. Будучи нелюдимом и женоненавистником, Никола к своим 80 годам так и не нашел человеческую самку, достойную произвести на свет его наследника. Именно поэтому в графе «второй родитель» в анкетах Марии стоял прочерк. Отец решил прибегнуть к услугам инкубатора полного цикла – с хорошей, к слову, репутацией. Программировали мальчика, сообразительного, спокойного и не требующего к себе особого внимания, но что-то пошло не так, и вскоре Никола Тирел узнал, что в искусственной матке зреет девочка. Он пришел в бешенство, орал, топал ногами и утверждал, что ему пытаются подсунуть чужой плод, потому что такого просто не может быть. ДНК-тесты подтвердили – может. Ярость Никола если и поутихла, то совсем немного, но прерывать жизнедеятельность дефективного потомка он отказался. Не из сентиментальных соображений, а потому, что денег на вторую попытку, даже учитывая финансовую компенсацию за неправильный пол ребенка, у него не было. Он и на эту еле накопил – предпринимателем Никола был не слишком удачливым.
Через полтора месяца ускоренного развития искусственная матка благополучно исторгла липкую красную девочку, которая орала совсем как отец - когда он узнал, кто у него будет. Для сына Никола уже давно выбрал имя – Фердин, от древнего Фердинанд, что значило «смелый» и «сильный», а вот о вариантах для девочки даже как-то не задумывался. С отвращением перебрав в уме всех своих родственниц и обнаружив, что трех из них звали Мариями – одна, правда, была Мириам, но какая разница, - Никола решил, что где три, там и четыре.
Он молча забрал сверток с дочерью, плюнул на зеркально отполированный пол учреждения и ушел. Поскольку Никола терпеть не мог младенцев, через два дня Мария отправилась в интернат для человеческих и каильских детенышей – их сдавали туда вскоре после рождения, а забирали десятилетними. Компенсации за дефективность как раз хватило на половину срока.
Потом дела у отца пошли еще хуже, и в пятилетнем возрасте Мария стала вторым членом экипажа «Волка». И очень скоро поняла, что основное чувство в ее жизни – одиночество. Нет, Никола быстро к ней привык, а потом, когда она подросла, и вовсе души в ней не чаял – в той степени, в какой это выражение было в принципе к нему применимо. Но он почти всегда был чем-то занят, а других людей Мария видела только изредка – на базах и платформах, где отец забирал или выгружал товар. О том, чтобы поиграть с ровесниками, и речи быть не могло. А Мария оказалась довольно общительной – эту черту характера она унаследовала не иначе как от инкубатора.
Когда отец умер, оставив Марии семейное дело, «Волка» и все свои долги, она пыталась набрать команду – просто для того, чтобы было с кем поговорить во время долгих путешествий. Но все люди, соглашавшиеся за символическую плату стать помощником капитана или техником-смотрителем, казались ей какими-то глупыми, скучными, назойливыми, бестолковыми – в общем, Мария не зря носила фамилию Тирел. И она стала, как отец, летать одна. Воображала себя разными людьми и вела сама с собой долгие философские беседы. В основном эти люди были необыкновенными, с трудной увлекательной жизнью или особым, таинственным даром.
Конечно, она, как и все, бродила по инфосети, но там, среди обрывков чужих жизней, переплетенных между собой, Мария чувствовала себя еще более одинокой.
Поставив «Волка» на автопилот, она спускалась в грузовой отсек, исследовала перевозимые вещи и придумывала им истории, прошлое и будущее, представляла себе их потенциальных хозяев и то, как будут вращаться их жизни – разумеется, полные событий и впечатлений, - вокруг купленной универсальной кухни или десятка контейнеров для выращивания грибомышей. Потом начала вести философские беседы уже с самими вещами. Потом наконец осознала, что разговаривает с неодушевленными предметами, и приняла дежурное предложение пройти курс гармонизации у специалистов удачно возникшего на пути «Волка» шиарийского дурдома.
- То есть вы просто… произведены в инкубаторе? – еще раз уточнил Сигшиоон.
- Угу.
- И у вас принято называть тех, кто появился на свет таким образом, квазилюдьми?
- Да. И я тоже не понимаю, почему, я же ничем не отличаюсь от остальных… Хотя, с учетом того, что случилось…
- Квазилюди, неолюди, - пробурчал на языке морфов сидящий за соседним столиком сутулый желтоватый гуманоид и повернул в сторону Марии выпуклые фасеточные глаза. – Кругом сплошные люди.
- Приношу извинения, но ваше замечание… - начал ожидавший, пока гуманоид пообедает, шиарийский специалист.
Нос гуманоида превратился в хобот, которым он всосал все, что оставалось на тарелке.
- Я немного понимаю язык морфов, - негромко сказала Мария. – Учила… от нечего делать.
- Делать ей нечего. А твои сородичи разнесли мою колонию. Сказали – по ошибке.
Мария вопросительно посмотрела на Сигшиоона.
- Позвольте представить вам посланника морфов, - сопровождающий специалист взял гуманоида за костлявое плечо. – Он прибыл за лекарствами. Некоторые беженцы нуждаются в медицинской помощи. Мы уже уходим.
Морф уходить, похоже, не собирался, но спорить со специалистом пятого уровня, а тем более оказывать ему сопротивление, было бесполезно.
- Колонию разнесли… беженцы… - повторила Мария, провожая их взглядом. Морф тоже пристально смотрел на нее, переведя глаза на затылок. – Сигиш…
- Сигшиоон Каммуитал.
- Сигшиоон, скажите честно – сколько времени я провела на планете и что, в конце концов, сейчас происходит?
- Как я уже говорил, мы не могли вас отследить и извлечь, хотя предприняли множество попыток. Сначала мы даже не знали о вашем состоянии. О нестабильности нам сообщил около пяти лет назад случайный посетитель планеты…
- Пять лет?!
- Возможно, вы пробыли там несколько дольше. Мы приносим свои глубочайшие извинения. В ряде плоскостей условной реальности время ощущается по-другому, кроме того, ваша заместительная личность…
- Да, она считала, что жила там всегда… - Мария бросила недоеденный кусок обратно в тарелку. – Пять лет!
- Позвольте выразить мнение, что это все же можно считать благоприятным исходом. Если бы не тот посетитель…
Мария нахмурилась, пытаясь вспомнить.
- Посетитель? Это был неочеловек?
- Совершенно верное предположение.
- Селес! – внезапно лицо пациентки прямо-таки засияло от радости. – Так он был настоящий! А где он сейчас?
Сигшиоон нерешительно пожевал губами – все-таки ее поведение было явно дисгармоничным, возможно, неудачный курс даже привел к образованию новых узлов недовольства.
- Понятно, - вздохнула Мария. – Конечно, он давно улетел…
- Он умер.
- То есть… как это у них называется… Восстановление с нуля?
Сигшиоон покачал головой:
- Приношу извинения, но в данном случае речь идет о смерти в... окончательном понимании.
- Значит, вместе с кораблем?
- Подробности произошедшего вы сможете при желании узнать позже у ответственного за беседы с пациентами.
- Так, - Мария долго смотрела в потолок и барабанила пальцами по столу, а потом придвинулась поближе к шиари: - И что еще хорошего произошло в мире за эти пять лет?
Сигшиоон вкратце рассказал Марии о том, что сейчас происходит за пределами Кальдеронии, и настоятельно рекомендовал пойти к этому самому «ответственному за беседы», чтобы получить более полную информацию. После услышанного Мария впала в глубокую задумчивость, немного обеспокоившую специалиста, проигнорировала рекомендацию, что было уже не очень вежливо, и рассеянно спросила:
- Мой корабль еще здесь?
- Разумеется. Полагаю, он в главном ангаре, где хранятся транспортные средства всех пациентов.
- Можно мне туда? Я схожу к вашему ответственному... сделаю все, что вы скажете... но можно мне сначала туда?
Главный ангар оказался огромным, многоуровневым, корабли нынешних обитателей Кальдеронии стояли в нем длинными рядами, будто в музее. «Волк» обнаружился на третьем ярусе, шиарийский специалист проводил Марию к лифту, предупредил, что некоторые транспортные средства закрыты силовым полем, поэтому приближаться к ним нежелательно, и пожелал ей приятно провести время.
- Время не проведешь, - сказала Мария, но шиари ее не понял.
«Волк» был таким же, каким она его оставила перед тем, как отправилась на курс гармонизации. Обшарпанный, старый транспортник с пятном ржавчины на самом носу, и впрямь отдаленно напоминавшем волчью морду. Мария погладила его бок:
- Привет, серый.
Отец рассказывал ей, что когда волки обитали только на Земле, они были серыми.
Внутри была идеальная чистота, автономный уборщик, уловив движение, подполз к Марии, как будто хотел, чтобы она поблагодарила его за многолетнюю самоотверженную работу. Мария подошла к панели, вызвала заставку, и из воздуха соткалось хмурое лицо Никола Тирела.
- Привет, папа.
- Не спи, груз за тебя никто не доставит, - рявкнула заставка.
Мария кивнула и начала стягивать голубую больничную рубашку, которую ей выдали шиари:
- Пап, ничего, что при тебе?
- Не спи, груз...
- А и черт с тобой, - Мария выключила заставку. – Мог бы записать что-нибудь кроме побудки, в конце-то концов... Вот, я опять говорю с вещами.
Она пустила воду в тесной ванной – невзрачный «Волк» был внутри довольно комфортабельным, - с подозрением ее понюхала, но за пять лет с резервуаром и системой очистки, похоже, ничего не случилось. А может, шиари залили чистую воду, они же такие предусмотрительные, такие заботливые...
Мария долго смотрела на себя в зеркало, с отвращением вытягивая тугие кудри, которые тут же закручивались обратно. Я взрослая женщина, печально подумала она, по возрастным критериям любой расы, а кудряшки, как у девчонки. Прикусив губу, взяла с полки баллончик с распрямителем и побрызгала на волосы. Потом активировала зеркало и стала быстро, нервно листать на нем шаблоны стрижек. Наконец нашла ту, которая показалась подходящей, схватила ножницы, и первая длинная прядь полетела на пол. Мария, хлюпая носом, продолжала щелкать ножницами. Отрезать волосы почему-то было жалко, и грусть накатила с новой силой, даже в горле что-то сжалось.
Удостоверившись, что новая прическа примерно соответствует шаблону, Мария полезла в шкафчик за капсулами с краской. Если испортились – прекрасно, будет ходить, к примеру, синяя в крапинку, вдруг это сейчас модно. Выбрала одну, бросила в стакан с водой, взболтала и вылила краску на голову. Потом залезла в душ, включила воду погорячее и оперлась руками о стену, не понимая, отчего же ей все-таки так тоскливо. Пять лет среди привидений, эльфов и мозгозубов, с даром «читать» предметы, в мире, где постоянно происходит невероятное – неужели было бы лучше, если бы она провела все это время на транспортнике. Вот тогда это точно были бы потерянные годы...
И тут она поняла. Тот неочеловек умер. Шиари сказал, что Селес умер – насовсем, безо всякого восстановления с нуля. Она столько времени собирала любую информацию об этом удивительном виде – гуманоид и корабль как единое целое, они никогда не бывают одиноки, они просто не знают, что это такое – одиночество. И ментальное поле, им всегда есть с кем и о чем поговорить. Откуда, интересно, взялись все эти книги и брошюрки о них на Кальдеронии...
Наверное, ее настоящая личность была не полностью подавлена условной, она скучала по полетам – поэтому ей так и запомнился странный гость, живущий среди звезд, вне планет. Или общение с тем, кто не может быть одинок, заставило ее собственное одиночество отступить, временно избавило ее от чертовой дисгармонии. Или все вместе, или...
Многое из жизни на Кальдеронии вспоминалось с трудом, обрывками, почему же она так хорошо помнила Селеса - растерянного, недоумевающего, постоянно задающего дурацкие вопросы. Как его мутило от самогона – зачем он только выпил, - как они сидели у Смотрителя, а он все не успокаивался, спрашивал и спрашивал, пытался разобраться в окружающем его безумии. Он был таким упорным, таким... целеустремленным, пока ему не стало совсем худо. И как он ускорился, и сломал ее записывающий медальон – а ей тогда казалось, что это самая ценная вещь на свете...
- Селес умер... – пробормотала Мария. – Умер...
Они и провели-то вместе самое большее сутки, даже толком не познакомились. А как она накинулась на него, когда они добрались до центральной плоскости, в голове был такой туман, она вообще не понимала, что творит, чего хочет, или не хочет – а он все равно пытался быть вежливым, хотя явно соображал ненамного лучше. Соблюдал шиарийские «Правила поведения для посещающих миры со сложившейся культурой», теперь-то это было ясно, теперь и Мария их вспомнила. Хотя они наверняка давно упразднены.
Она, кажется, угрожала взять инопланетного гостя в заложники, а он, кажется, сам предложил ей лететь с ним.
Мария вышла из душа, протерла запотевшее зеркало. На нее смотрела смутно знакомая самка человека – коротко стриженная, огненно-рыжая, заплаканная.
- Судя по последней информации – сами понимаете, какая она сейчас, - вот эта территория целиком вошла в Ожерелье. Эта – видите, граница мерцает, сдвигается все время – удерживается людьми. Люди объявили ее территориальной компенсацией за Землю, которая, напомню, в данный момент под контролем Каила… да процветает он во всех семи благочестиях, - невесело усмехнулся человек. – И Каил считает это компенсацией за весь ущерб, нанесенный ему человечеством в Первой межпланетной… которая, если кто подзабыл историю, была у нас как раз-таки с Каилом. Переходим к этому любопытному участку…
Сначала Мария слушала его, смотрела на карту, вспоминала – вот здесь она была, а здесь когда-то находилась забавная человеческая колония, обитатели которых решили вернуться к истокам – деревянным домам, многослойной одежде, вьючным животным… она возила им стройматериалы и лекарства, без помощи испорченного технологиями внешнего мира они все-таки не справились, чуть не погибли от крупного пожара и последовавшей за ним эпидемии. Вот здесь была закрытая зона, но «Волк» иногда срезал по ней углы, и дважды улепетывал по изнанке от разгневанных сынов Рео. Хоть какое-то развлечение. Сюда она везла какой-то газ, и два баллона взорвались по дороге, транспортник еле выдержал, а заказчик потом вычел стоимость этих баллонов из общей суммы. А сюда доставляла какие-то научные приборы, несколько раз, там была огромная лаборатория.
Потом она окончательно запуталась, освоенные территории сейчас представляли собой что-то вроде лоскутного одеяла, и расцветка лоскутов, то есть принадлежность участков, постоянно менялась. Какая разница, кто у кого что отбил, идет война, а война – это все. Это просто – все.
Вокруг сидели люди, кто-то слушал, затаив дыхание, кто-то разглядывал потолок. На заднем ряду кто-то из пациентов и дежуривший тут на всякий случай шиарийский специалист втихаря играли в калейдоскопические карты.
- Она не успела поменяться, ты жульничаешь, - негодующе шептал человек.
- Позвольте выразить несогласие.
- Шулер. Вот тебе.
- Блестящий ход. Продуманная стратегия.
- То-то.
Ответственного за беседы звали Хаген Танеску. Марии его лицо показалось как будто знакомым – она подумала, что, наверное, встречала его на Кальдеронии. А вот он ее сразу узнал, и громко поприветствовал, когда она проскользнула в комнату.
- Извините, что опоздала… - смутилась Мария.
- Ничего, располагайся, Марихен. Оранжевый тебе очень идет.
- Марихен?..
- Прости, если слишком фамильярно вышло… - Хаген прищурился. – Разве друзья, родственники тебя не так зовут?
- Друзей у меня нет. А отец звал меня Марийка… иногда, - в комнате было человек пятнадцать в голубых одеждах пациентов, все они смотрели на Марию, и ей было неловко от всеобщего внимания.
- Извини, запутался. Но ты не против, если я все-таки буду называть тебя Марихен?
- Да пожалуйста, - пробубнила она, глядя в пол.
- Извини, извини еще раз, - теперь уже он отчего-то смутился. – Садись, пожалуйста. Ничего, что я на «ты»? Все эти языки, с их степенями вежливости, свихнуться можно… Итак, мы остановились…
Хаген проводил беседы с пациентами, пережившими аварийное извлечение. Несмотря на все усилия шиари и людей, Кальдерония и ее обитатели всегда отличались стабильной нестабильностью, а после всех перенастроек оборудования и рекалибровок реальности положение только усугубилось. То у кого-нибудь вдруг срабатывала программа стандартного извлечения, он начинал справедливо подозревать, что с этим миром что-то не так, а потом переходил уже к попыткам выбраться отсюда. То возникал сбой в системе сложных вымыслов – такое обобщенно называли «рассинхронами», - и тогда уже сама реальность могла внезапно шарахнуть по чьей-нибудь безмятежной голове. Или изначальная личность пациента внезапно просыпалась и начинала воевать с условной. Всех пострадавших от будничных кальдеронских аномалий привозили на платформу, распутывали личности, успокаивали, а потом отправляли к Хагену для разъяснительной беседы о текущем положении дел во внешнем мире. Только после этого пациенты могли повторно дать согласие на абсолютный курс – к свободе выбора, основанного на объективной информации, шиарийский персонал относился трепетно. Впрочем, то, что ни один пациент еще не изъявил в итоге желания покинуть центр, не очень удивляло специалистов. Или дело было в их профессиональной сдержанности.
Шиари настаивали на том, что проводить беседы должен именно человек. Раньше этим занимался президент планеты, но он одним из первых отправился в свой родной мир. А у Хагена, помимо благообразной внешности и природной болтливости, был еще и доступ к инфосети.
- В общем и целом – такие дела, - Хаген потер руки. – Вопросы есть?
Слушатели нерешительно переглядывались. Потом со своего места поднялась Мария:
- Вы не могли бы рассказать… про неолюдей? Мне сказали, что обо всем, что их касается, я могу узнать у вас.
- Неораса в данный момент оккупир… тьфу, привязалось… обустраивается на Кальдеронии, в одной из пустынь. Не могу обещать, что они не будут вас беспокоить, но вообще это довольно дружелюбные существа. Если их не нервировать. Они немного… психопаты. Я про гуманоидную составляющую, корабли более уравновешенны.
- Немного? – заволновались пациенты. – В какой именно пустыне?
- Не беспокойтесь, вокруг только нежилые плоскости. Это пустыня, в которой ранее был обнаружен барак… если вам это о чем-то говорит.
- Мне – говорит, - кивнула Мария. – Я ходила туда с Селесом.
- Надо же, ты его помнишь, Марихен?
- Даже лучше… чем хотелось бы. Но я спрашивала не о том. Мне сказали, вы знаете…
- Пожалуйста, на «ты».
- Ты знаешь, как Селес… умер. И почему он не восстановится. И вообще все подробности, они говорят, что ты можешь рассказать какие-то очень важные подробности о неорасе… Если можно, конечно…
- Здесь и находиться-то нельзя, а все остальное – можно… Тоже интересуешься редким видом? – улыбнулся Хаген. – Когда я тебя нашел, мы как раз возвращались… с похорон. Корабли Селеса и Айи теперь там, на кладбище у Смотрителя. Можешь потом навестить их. И я, кстати, не на все сто процентов уверен, что они не восстановятся… каким-нибудь образом… в здешних условиях.
Пациенты, не очень понимавшие, о чем идет речь, переговаривались уже в полный голос.
- Итак, - обратился к ним Хаген. – Кто-нибудь еще хочет услышать историю одного довольно… странного путешествия и узнать, кто такие неолюди на самом деле?
Половина слушателей встала и, бурно что-то обсуждая, направилась к выходу.
- Уже неплохо. Я думал, вообще никто не захочет.
- Она не была рождена биологическим носителем, а появилась на свет в инкубаторе, - листая документы, задумчиво проговорила Тиинонашт. – Однако все проведенные исследования показывают, что больше она ничем не отличается от других особей.
- Разрешите высказать предположение о генетических различиях, - поднял голову Сигшиоон. – У нас нет соответствующего оборудования для проверки, но факт, что ее программировали, является безусловным.
- Насколько мне известно, практически все виды используют генную инженерию при воспроизводстве. Все наши пациенты в той или иной степени модифицированы.
- Позвольте задать вопрос – почему тогда в человеческом обществе, по словам моей пациентки, принято называть подобных ей особей «квазилюдьми»?
- Предположу, что инкубаторы полного цикла пока являются для людей чем-то… экзотическим, а произведенные там особи - редкостью. Вынуждена также отметить, что люди обладают характерной культурной особенностью: они негативно относятся к тем, кто отличается от остальных. Так что, по моему мнению, это не более чем устоявшееся название, имеющее, я полагаю, пренебрежительный оттенок.
- Однако мы установили, что сбоя оборудования зафиксировано не было. Следовательно, причина рассинхронизации…
- Причина в ней, - кивнула уставшая от этого бесконечного разговора Тиинонашт. – Однако, как вы и предположили в самом начале, дело вовсе не в том, что пациентка была произведена в инкубаторе. Хоть вы впоследствии и отказались от этой точки зрения, я ее полностью разделяю.
- Я лишь попытался взять за основу предположение самой пациентки.
Тиинонашт недовольно постучала пальцами по столу. Найти причину было необходимо – хотя бы для того, чтобы впредь подобных инцидентов не возникало. То, что загадочная Мария Тирел при ближайшем рассмотрении оказалась самой обычной самкой человека, тревожило Тиинонашт больше всего.
- …не могу сказать, как именно он умер, но ему было страшно. Капсула была полуоформленная, с провалами, но Рамар говорит, этот мыслеобраз как заклинило: мне страшно, мне страшно… И стихи, он, кажется, запомнил всю белиберду, которую Рамар так любит декламировать, и повторял ее до бесконечности…
Хаген помолчал, пошевелил задумчиво бровями, потом достал бумажную трубочку, набитую вредным сушеным растением, и начал щелкать зажигалкой. В тишине был отчетливо слышен чей-то мелодичный храп.
- А дальше? – не выдержала Мария.
- Подожди, Марихен. Не все же сразу.
- Приношу извинения. Вынужден напомнить, что в помещениях центра дымить нежелательно, - подал голос шиари.
- Ты, шиарийская морд… - взъярился вдруг Хаген. – Простите. Мне очень надо.
Специалист подумал и понимающе кивнул.
- Но у того человека… Ваева… у него ведь почти не было доказательств, - не унималась Мария. – Почему восстановления с нуля не существует? Почему вы все в это поверили? И что узнали вы с Рамаром, потом? Про…
- Тебе и об этом сказали? – поспешно перебил ее Хаген. – Марихен, давай пожалеем других пациентов, они почти уснули… а некоторые совсем.
- Нет, - запротестовал молодой человек с неожиданно большим носом. – Мне вот тоже интересно! Тот старик успел рассказать очень мало. И действительно – где доказательства?
- Мы и так тут засиделись, вам давно пора на процедуры, - Хаген сделал знак специалисту. – Шиари могут рассердиться.
- Он что-то недоговаривает… - пробормотал молодой человек и пошел вместе со всеми к дверям.
- Марихен, тебя шиари тоже жаждут видеть, Тиинонашт меня уже задергала. А о том, что я недоговариваю, я расскажу тебе позже, ладно? И лучше где-нибудь на природе… где можно дымить. Если ты, конечно, не решишь улететь домой.